М.М.Атнашев
(ОАО "ТНК"),
А.А.Конопляник
(Фонд развития энергетической и инвестиционной политики и проектного финансирования)
На выходе каждого инвестиционного проекта существует набор исходных предпосылок для его выполнения (ожидаемый спрос на произведенную в результате реализации проекта продукцию, ожидаемые приемлемые условия для рентабельного осуществления проекта и т.п.), трансформировать которые в реализуемый проект возможно только при достижении компромисса между всеми участниками проекта и теми сторонами, которые могут не являться "прямыми" участниками проекта, но от деятельности (решений) которых зависит его осуществление.
Для того, чтобы отдельно взятый нефтегазовый инвестиционный проект мог быть успешно реализован, необходимо, чтобы все участники инвестиционного процесса (государство, инвесторы и их акционеры, подрядчики, финансовые институты) смогли согласовать свои, частью совпадающие, а частью несовпадающие, интересы. Отдельный вопрос - на каких условиях это удалось сделать, насколько устойчивым является достигнутый сторонами баланс их интересов. Ведь если стороны для скорейшего начала реализации проекта достигли неустойчивого компромисса, базирующегося не на долгосрочном, а лишь на текущем (краткосрочном) совпадении их интересов, учитывающем временной горизонт более короткий, чем срок жизни проекта, то реализация последнего может в итоге не обеспечить тех уровней возврата на инвестиции, которые оправдают вложения сторон (частных инвесторов) в проект.
Как правило, проект реализуется на условиях, отличающихся от исходных предпосылок, обусловивших заявленные интересы сторон. Очевидно, что ключевой стороной, от которой зависит продуктивный исход переговоров по согласованию интересов сторон, является государство как собственник разрабатываемых природных ресурсов.
Понятно, что применительно к конкретному нефтегазовому проекту существуют различные сценарии его эффективной реализации, в рамках которых может измениться состав участников проекта, за исключением государства. Последнее в качестве участника этого проекта "намертво привязано" к нему своими не перемещаемыми в пространстве и во времени природными ресурсами, в отличие от капитала, технологий и ноу-хау (интеллектуальных ресурсов), труда.
Вследствие этого государство оказывается стороной переговоров, которая зачастую начинает диктовать другим сторонам проекта свои условия, в первую очередь, пропорции распределения ожидаемых доходов от проекта с целью максимизации своих прямых фискальных поступлений от проекта. При этом само государство, как правило (если не выступает на стороне инвестора, например, в лице государственной нефтяной компании или негосударственной компании с государственным долевым участием), не несет риска финансовых вложений в реализацию проекта.
Вклад государства в проект в виде потенциальных ресурсов (если речь идет о поисково-разведочных работах на перспективных площадях) или разведанных запасов (если речь идет о выявленных залежах) станет товаром, т.е. приобретет стоимость, только после того, как в результате осуществленных инвестором капитальных вложений на согласованных сторонами условиях добытые углеводороды будут реализованы на рынке
[1].
Если проект не реализуется, то уже не так важно, "на каких условиях" распределения между инвестором и государством потенциальных доходов от проекта он простаивает, и какой "спорной" доли прямых доходов от проекта недополучил каждый из его участников (чаще об "упущенных" или "выпадающих" прямых налоговых доходах от проекта говорит государство - наглядным примером тому является многолетняя позиция российских фискальных ведомств при сопоставлении лицензионного режима недропользования и режима СРП). Если проект не реализуется, то ресурсы недр так и не превратятся в товар, не приобретут стоимость, не смогут генерировать соответствующие прямые, косвенные и мультипликативные эффекты, качество и величина которых с общественной точки зрения могут оказаться более значимыми, чем стоимость добытого сырья или полученные с него налоги.
С макроэкономической точки зрения общество получает совокупный эффект от проекта, в дополнение к стоимости добытого сырья, в виде новых рабочих мест и роста ВНП как посредством самого проекта, так и в сопряженных отраслях, а также через мультипликативные эффекты, связанные с инициированным реализацией проекта ростом платежеспособного спроса и вызванного этим генерированием циклов предпринимательской активности. Кроме того, улучшается внешнеторговый баланс (если это экспортно-ориентированный проект) и бюджетные показатели всех уровней (федерального, регионального, местного). Таким образом, государство получает от реализации инвестиционного проекта более широкий спектр эффектов по сравнению с инвестором. При этом, как было обосновано ранее, не нефтяные и непрямые эффекты от инвестиционного нефтегазового проекта могут заметно превышать прямые нефтяные (налоговые) эффекты
[2-7]. Однако получение государством всех этих эффектов зависит от того,
как распределяется прибыль между ним и другими участниками проекта, поскольку последний будет реализован только в том случае, если он обеспечивает частным инвесторам возможность окупить вложенные в проект затраты и получить приемлемую прибыль. Распределение прибыли и является обычно камнем преткновения в переговорном процессе между государством и инвестором, тормозящим начало реализации проекта. Пока государству не удается договориться с инвестором о более выгодных для себя условиях реализации проекта, оно теряет экономические возможности, которые инвестор готов реализовать (как правило, на условиях коммерческого риска) с выгодой и для себя, и для государства. Общество при этом несет издержки в виде упущенной выгоды от невозможности начать реализацию проекта в более ранние сроки.
До настоящего времени инвестиционный процесс в российском нефтегазовом комплексе идет очень тяжело. Кажущийся исключением из правила 2000 г. отражает не столько улучшение инвестиционного климата в России вообще и в ее НГК в частности, сколько благоприятную ценовую конъюнктуру на мировом рынке нефти в этом году. Можно констатировать, что, несмотря на предпринимаемые усилия исполнительной власти и определенные положительные сдвиги в формировании законодательной базы, государству пока не удалось достичь существенных успехов в организации эффективного, взаимовыгодного для всех его участников, инвестиционного процесса в российском нефтегазовом комплексе.
В связи с изложенным, в настоящей статье делается попытка еще раз разобраться, в чем состоит суть некоторых противоречий между государством и потенциальными инвесторами при подготовке и реализации отдельных инвестиционных проектов, и в чем можно искать возможный рациональный подход к согласованию интересов инвесторов и государства в процессе подготовки к реализации реального нефтегазового проекта. С экономической точки зрения это - попытка соотнесения традиционных финансовых показателей и макроэкономического эффекта, что должно, на наш взгляд, лежать в основе рациональной системы обеспечения государственных интересов при реализации инвестиционных проектов в нефтегазовом комплексе.
Оценка эффективности инвестиционного проекта.
В основе управленческих решений в отношении реальных инвестиций лежит анализ показателей эффективности и величины рисков, связанных с осуществлением этих реальных инвестиций.
В настоящей статье мы ограничимся рассмотрением инвестиционных проектов только в добывающих отраслях ТЭК (так называемый "апстрим"), характеризующихся наибольшей совокупностью рисков по сравнению с перерабатывающими/преобразующими отраслями ТЭК (так называемый "даунстрим") и сферой конечного использования энергоресурсов. При этом следует понимать, что и в рамках добывающих отраслей совокупность рисков различается для разных типов инвестиционных проектов (см. рисунок 1А) и для компаний, исповедующих различную инвестиционную стратегию (см. рисунок 1Б). Анализ этих различий выходит за рамки настоящей статьи.
| Рисунок 1А | Рисунок 1Б |
 |  |
В соответствии с изложенным подходом эффективность инвестиционного проекта характеризуют показатели, отражающие соотношение затрат и результатов применительно к интересам его участников, а именно:
показатели коммерческой (финансовой) эффективности, учитывающие прямые финансовые последствия реализации проекта для его непосредственных участников;
показатели бюджетной эффективности, отражающие прямые финансовые последствия осуществления проекта для федерального, регионального или местного бюджета;
интегральные показатели экономической эффективности, учитывающие затраты и результаты, связанные с реализацией проекта, выходящие за пределы прямых финансовых интересов и прямых финансовых результатов участников инвестиционного проекта и допускающие стоимостное измерение.
Три группы показателей приведены в
таблице 1.
Показатели финансовой эффективности, в настоящее время самые используемые и понятные для всех участников инвестиционного процесса, являются ключевыми для принятия инвестором решения об участии в проекте.
Показатели бюджетной эффективности представляют собой своего рода модификацию показателей первой группы с позиции государства как специфического участника проекта. Они отражают прямые выгоды бюджета соответствующего уровня (или консолидированного бюджета) от реализации проекта.
Показатели первых двух групп имеют общую природу и вычисляются по сходным формулам. Они играют ключевую роль в системе интересов любого потенциального инвестора и его "визави" по проекту - государства.
Таким образом, в настоящее время государство в основном измеряет (при этом - не всегда корректно) эффекты от (ожидаемой) реализации инвестиционных проектов путем его оценки в рамках системы показателей коммерческой и/или бюджетной эффективности, т.е. в рамках системы прямых эффектов, как правило, не учитывающих эффекты косвенные, а тем более - эффекты мультипликативные.
Однако, как показали расчеты наших коллег
[2-5] и наши собственные
[6-7], при переходе к оценке эффективности реализации инвестиционных проектов по интегральному (прямому и косвенному) эффекту представления о границах эффективной реализации проекта претерпевают существенные изменения, о чем мы более подробно будем говорить ниже.
Интересы инвесторов и их восприятие фактора времени.
В западной экономической науке основой интересов частных экономических субъектов традиционно считается максимизация прибыли от их коммерческой деятельности. Особую роль для определения самого понятия прибыли играет для конкретного инвестора восприятие им фактора времени. Исходя из этого, можно дополнить определение интересов инвестора.
Для инвестора критически важным является не только абсолютный объем получаемой прибыли, но также то, в каком
промежутке времени будет получена прибыль (как будет распределен во времени поток прибыли), всегда предпочитая приблизить время получения прибыли. Это связано с естественным стремлением максимизировать прямой экономический эффект, учитывающий необходимость дисконтировать отстоящие по времени финансовые потоки. Здесь одновременно действуют два фактора, имеющих различную природу. Во-первых, способность любого экономического ресурса создавать новую стоимость с течением времени (т.е. наличие альтернативной стоимости используемого ресурса), а во-вторых, негативное восприятие инвестором риска неблагоприятных событий, который также увеличивается пропорционально задержке в достижении ожидаемых экономических результатов (обратный эффект фактора времени).
При расчетах эффективности инвестиционных нефтегазовых проектов все инвесторы применяют дисконтирование по достаточно высокой ставке, как правило, значительно превышающей ставку банковского процента. При таких расчетах величина предпринимательского дохода обычно включает поправку на высокий по сравнению с другими отраслями уровень риска операций в минерально-сырьевых отраслях, т.е. учитывает в первую очередь фактор геологического риска. Так, для большинства американских нефтегазовых компаний эта ставка дисконтирования составляет порядка 20% по сравнению со ставками ЛИБОР при предоставлении кредита в долларах США - 4.16%, а в Евро - 4.575% годовых (по состоянию на 10 мая 2001 г., со сроком на год).
Из изложенного очевидно, что наиболее важными с точки зрения инвестора являются прямые финансовые результаты первых лет реализации проекта. Именно этим вызвано стремление инвестора как можно быстрее выйти на максимум добычи, чтобы быстрее войти в зону положительных дисконтированных потоков денежных средств, сократить срок окупаемости инвестиций. При этом финансовые результаты, которые фирма рассчитывает получить после, скажем, 10-го года реализации проекта, практически не имеют значения для принятия решения о финансовой эффективности оцениваемого проекта (здесь речь идет о горизонте оценки финансовых результатов для фирмы, а не для принимающего государства). Это, однако, не исключает оценки проекта как части общего стратегического развития фирмы, что может играть важную роль при принятии инвестиционных решений крупными нефтегазовыми корпорациями (см. рисунок).
Оценивая перспективы того или иного проекта, инвестор всегда учитывает стабильность, степень устойчивости отдельных факторов и всего прогноза. Как правило, он готов пожертвовать частью ожидаемой прибыли от проекта в целом для улучшения надежности его прогноза относительно размеров ожидаемой прибыли, особенно на ранних стадиях разработки, сроков реализации проекта и других вероятностных параметров. В этом отражается устойчиво отрицательное отношение инвесторов к риску. Увеличение риска, даже при сохранении ожидаемого дохода, снижает инвестиционную привлекательность проекта для всех потенциальных его участников, но в первую очередь для тех из них, кто вкладывает в реализацию проекта ресурсы, уже сегодня имеющие стоимость, т.е. прежде всего для тех, кто предоставляет финансирование.
Можно считать, что понятие риска автоматически включено в предложенную выше трактовку интересов инвестора, так как на практике инвесторы различными методами стараются застраховать существующие риски, относя издержки на такое страхование к дополнительным расходам и снижая получаемую прибыль. Для современного инвестора риск превращается в обособленную статью затрат, по смыслу близкую к статьям, включаемым в себестоимость.
Поэтому, на наш взгляд, при оценке конкурентоспособности проекта необходимо различать "технические" и "финансовые" издержки его реализации. Стоимость привлечения заемных средств и будет учитывать совокупность нетехнических рисков реализации проекта. При этом величина "финансовых" издержек в ряду других ограничений может оказаться наиболее значимым "запретительным" фактором для реализации проекта.
Исходя из собственной трактовки фактора времени и готовности брать на себя определенные риски, инвестор формирует свою систему интересов и критериев приемлемости инвестиционных проектов. В
таблице 2 приведены основные типы инвесторов, потенциально способных участвовать в развитии российского нефтегазового комплекса.
Таблица 2
Потенциальные типы
инвесторов
российского НГК | Финансовые ресурсы | Интерес к участию | Обладание технологиями | Готовность
брать риски |
| Российские ВИНК | + | +++ | + | +++ |
| Российские неинтегрированные нефтяные компании | -- | +++ | + | +++ |
| Международные ВИНК | +++ | + | +++ | -- |
| Международные неинтегрированные нефтяные компании | + | +++ | ++ | ++ |
| Портфельные инвесторы | ++ | + | -- | ++ |
| Международные финансовые институты | +++ | + | -- | -- |
| Отечественные банки | + | ++ | -- | ++ |
Примечание. "--" - инвестор не обладает указанным свойством, "+++" - инвестор обладает указанным свойством и способен с большей или меньшей степенью эффективности реализовать
его в целях осуществления российских нефтегазовых проектов.
|
Российские вертикально-интегрированные нефтяные компании, являющиеся сегодня де-факто основными инвесторами в российский нефтегазовый комплекс, вовлечены в инвестиционный процесс вследствие объективных исторических причин (они сформированы путем приватизации и консолидации ранее дезинтегрированных составных частей советской нефтегазовой промышленности) и априори продолжают принимать на себя соответствующие риски. Сохранение и рациональное наращивание ресурсной базы, своевременное освоение новых месторождений непосредственно связано с устойчивым существованием и развитием этих компаний. Основная их проблема заключается в хроническом дефиците свободных финансовых ресурсов на инвестиционные цели, что в условиях негибкой и фискально-ориентированной налоговой системы в стране делает российские нефтяные компании напрямую зависимыми от мировой ценовой конъюнктуры. Поэтому в течение последних двух лет, в связи с высокими ценами на мировом рынке нефти, проблема ликвидности временно
потеряла для них былую остроту, но отнюдь не исчерпана, особенно если цены снова будут снижаться (например, в результате рецессии в США).
Международные нефтяные корпорации проявляют живейший интерес к российскому нефтегазовому сектору - с момента открытия страны в 1987 г. для прямых иностранных инвестиций. Стратегическое планирование, устойчивость интересов, прекрасная кредитоспособность, наличие комплексных технологических решений и опыта участия в различных проектах по всему миру, наличие собственных рынков сбыта, готовность упорно добиваться поставленных целей и подтвержденная десятилетиями успешной работы на мировом рынке высокая интернациональная репутация и эффективность таких компаний делает их весьма привлекательными инвесторами, реализующими главным образом эффект от масштаба. Обладая прекрасно отработанными системами логистики и высокими кредитными рейтингами, снижающими для них уровень "финансовых" издержек, эти компании готовы брать на себя комплексные коммерческие риски реализации сложных капиталоемких "мега-проектов". Однако, подчиняясь закону сложных систем, эти структуры стремятся в первую очередь
обеспечить свое устойчивое долгосрочное выживание и воспроизводство.
Основным препятствием в привлечении их колоссальных инвестиционных, технических и технологических ресурсов в Россию стал чрезмерно высокий уровень некоммерческого риска, слишком опасный, а потому неприемлемый для информационного и финансового баланса крупной международной компании. Именно поэтому крупнейшие иностранные ВИНК столь долго идут к реализации инвестиционного нефтегазового проекта, стремясь свести к минимуму, если не до нуля, все возможные и гипотетические риски. Иногда, не желая в таком своем стремлении идти на малейший компромисс с партнерами по переговорам и пытаясь переложить все риски, в том числе и коммерческие, на принимающее государство, они просто теряют проект из-за невозможности достичь баланса интересов сторон (наглядный тому пример, на наш взгляд, - несостоявшийся после шести лет переговоров в 90-х годах, проект "Тиман-Печора Компани" в Ненецком АО на севере Европейской части страны).
При этом практически все крупнейшие МНК продолжают осуществлять мониторинг экономических и политических событий в России, сохраняя стратегический интерес к потенциальному участию на столь крупном инвестиционном и потребительском рынке. Их активное вступление в процесс освоения российских нефтегазовых месторождений может сыграть решающую роль не только для оздоровления отрасли, но и для экономики страны в целом, поскольку эти компании нацелены на осуществление так называемых "мега-проектов", которые, в свою очередь, из-за высокого уровня проектных инвестиций обеспечивают большую "массу" косвенных и мультипликативных эффектов при относительно умеренных величинах самих нефтегазовых мультипликаторов (по сравнению с другими, особенно трудоемкими отраслями), т.е. генерируют значительный макроэкономический эффект.
В условиях высокого риска особую роль могут сыграть относительно небольшие независимые (неинтегрированные) российские и иностранные нефтяные компании. Как правило, такие компании концентрируются на реализации конкретных типов проектов как на начальной (поисково-разведочные работы), так и на завершающей (повышение отдачи пластов в период падающей добычи) фазе инвестиционного цикла проекта и готовы целеустремленно и энергично добиваться результатов в сфере своей специализации. Они быстрее других локализуются в новых законодательных и экономических условиях и в своей деятельности реализуют главным образом эффект от специализации. Актуальность их деятельности в России особо возрастает по мере выхода основных нефтегазовых провинций страны на поздние стадии разработки, а также в связи с вовлечением в промышленную разработку все в больших объемах трудноизвлекаемых запасов, а также мелких и средних месторождений
[8-12].
Эта сфера деятельности при прочих равных условиях является зоной конкурентных преимуществ неинтегрированных, специализированных компаний, готовых брать на себя повышенные технологические риски на узких направлениях деятельности.
Ограничителем для участия этих компаний в инвестиционном процессе является их относительная финансовая слабость (по сравнению с крупнейшими международными ВИНК) и неспособность самостоятельной реализации крупномасштабных комплексных нефтегазовых проектов. Многие компании этой группы являются сервисными.
Портфельные инвесторы, как зарубежные, так и отечественные, особенно относящиеся к категории миноритарных акционеров, хотя и являются обладателями значительных финансовых средств, но, как правило, не заинтересованы в долгосрочных вложениях, тем более не привязаны к конкретному (отраслевому) типу проектов. Они склонны играть на курсовой разнице на ликвидных фондовых рынках, сохраняя возможность быстрого входа и выхода с такого рынка с целью фиксации прибыли. Поэтому временной горизонт их интересов является обычно наиболее коротким и может заключаться в том, чтобы, став акционером той или иной компании на стадии геолого-разведочных работ, через 2-3 года, после получения коммерческого открытия и роста капитализации фирмы в результате увеличения ее активов на величину капитализированного прироста разведанных (точнее, доказанных) запасов, продать ее акции по резко возросшей цене, зафиксировав таким образом курсовую разницу.
Международные финансовые институты, например, группа Всемирного Банка (такие его институты как Международный Банк Реконструкции и Развития и Международная Финансовая Корпорация), Европейский Банк Реконструкции и Развития, могут являться весьма желательными участниками российских нефтегазовых проектов. В отличие от коммерческих финансовых институтов, они заинтересованы в получении не краткосрочных финансовых эффектов от своего участия в проекте, а в максимизации макроэкономических эффектов от проекта для страны его реализации при условии обеспечения возвратности предоставленных ими заемных средств. Поэтому они предоставляют заемные средства под наиболее льготный процент, но при этом - по наиболее жестким условиям, по сравнению с коммерческими институтами, сопровождая предоставление своих средств определенными "политическими" требованиями, реализация которых обеспечивает необратимость рыночных преобразований в странах-реципиентах
(обычно такими реципиентами бывают развивающиеся страны или государства с переходными экономиками) и гарантирует возвратность предоставленных кредитных ресурсов. Финансовая экспертиза этих институтов, как правило, выводит проект на уровень международных стандартов проектного финансирования, а сам факт участия МФИ в финансировании того или иного проекта является своего рода маяком для других инвесторов, показателем пригодности данной страны для вложений частных инвестиций. Однако по ряду политических и экономических причин МФИ очень тяжело вовлекаются в инвестиционный процесс.
Отечественный банковский сектор еще недостаточно окреп и пока обладает сравнительно небольшим объемом свободных финансовых ресурсов в сопоставлении с объемом инвестиционного спроса проектов нефтегазового комплекса. В период до финансового кризиса 1998 г. деньги из реального сектора вымывались на рынок ГКО и других краткосрочных государственных и негосударственных финансовых инструментов, обеспечивая финансовым инвесторам несопоставимо боле привлекательные срочность и доходность вложений, чем инвестиции в НГК (см.
[13], табл. 8). В послекризисное время в стране также пока отсутствует практика кредитования на сроки, сопоставимые с продолжительностью инвестиционного цикла крупных нефтегазовых проектов. Но даже в рамках существующих сроков предоставления банковского финансирования уровни кредитных ставок являются, как правило, запретительными для финансирования нефтегазовых проектов среднего и крупного масштаба (см.
[14], рис.3).
Только отдельные категории относительно некапиталоемких инвестиционных проектов в НГК, обеспечивающих сроки возврата инвестиций, исчисляемые несколькими месяцами, но не годами, могут найти финансирование на рынке российских банковских кредитов, как правило, только у крупнейших российских банков (например, недавнее предоставление Сбербанком кредита (точнее - соответствующих гарантийных писем) на условиях проектного финансирования компании "Северная нефть" под реализацию проекта освоения месторождений Вала Гамбурцева). Однако увеличение участия российских банков в инвестиционном процессе представляется вполне реальным и естественным, по мере укрепления банковской системы страны.
Любой потенциальный инвестор будет стремиться оптимизировать соотношение риска, сопряженного с инвестиционным проектом, и объема ожидаемой прибыли. Указанные два параметра будут являться основными критериями при оценке инвестором привлекательности проекта. При этом в случае с российскими нефтегазовыми проектами ключевым фактором является именно рисковая составляющая. Экономическая эффективность многих проектов без рисковой составляющей (т.е. только по техническим издержкам) вполне обоснована, и ожидаемая норма прибыли может быть конкурентоспособной. Однако, высокая степень рисков (то есть финансовые издержки) заставляют потенциальных инвесторов корректировать оценки ВНР и поэтому зачастую отказываться от участия в проектах.
(Окончание статьи в следующем номере).
| Список литературы: |
1. Конопляник А. Горное законодательство России: перспективы повышения инвестиционной привлекательности.//Минеральные ресурсы России.-1998.- № 4.- С. 24-30.
2. Оценка воздействия на социально-экономическое развитие России крупномасштабных инвестиций в нефтегазовые проекты в рамках шести соглашений о разделе продукции. - Комиссия по изучению производительных сил и природных ресурсов РАН, Нефтяной Совещательный Форум, Москва, сентябрь 1996.- 42 с.
3. Finken R.D., Arbatov A.A., Moukhin A.V., Suvorov A., York Н.L. Regional Impact of Project Spending.//Oil & Gaz Executive, Society of Petroleum Engineers.- 1998.- N 1.- Р. 38-43, 50.
4. Арбатов А.А., Мухин А.В. Социально-экономические эффекты реализации проектов освоения Восточной Сибири. //Нефть, газ, строительство.- 2000.- № 1.- С.60-63.
5. Арбатов А.А., Мухин А.В. Нефтегазовые проекты в России. Аргументы инвестора. //ТЭК.- 2000.- № 1.-С.24-27.
6. Конопляник А. Когда в выигрыше все. К вопросу исследования экономического эффекта от применения механизма СРП. //Нефть и капитал. -2000.- №9.- С. 4-8.
7. Конопляник А. Анализ эффекта от реализации нефтегазовых проектов СРП в России для бюджетов разных уровней (к вопросу об оценке воздействия на социально-экономическое положение страны крупномасштабных инвестиций в реализуемые на условиях СРП нефтегазовые проекты). //Нефтяное хозяйство. -2000.-№10.- С. 24-30.
8. Министерство топлива и энергетики Российской Федерации. Основные концептуальные положения развития нефтегазового комплекса России. //Нефтегазовая вертикаль. -2000.-№1.-С.4-6.
9. Арбатов А.А., Крюков В. П. Есть ли будущее у "малых" нефтегазовых компаний.//Нефть России.- 1999.-№8.-С. 10-15.
10. Арбатов А.А. Современные проблемы нефтегазового комплекса - преимущественно возрастные.//Труды научного семинара "Неизвестная экономика". - М.: ЦЭМИ РАН.-1999.-Вып. 8.-30 с.
11. Грайфер В.И., Даниленко М.А. Малый и средний бизнес в нефтяной промышленности. - М.: РИТЭК, 2000,160с.
12. Арбатов А.А. Пути становления российских неинтегрированных компаний.//Нефтегазовая вертикаль.-2001.-№4.-с.18-20.
13. Конопляник А. Развитие законодательного и инвестиционного процесса в России в условиях действия Федерального закона "О соглашениях о разделе продукции" (по материалам третьей международной конференции "Освоение шельфа арктических морей России", 23-26 сентября 1997 г., Санкт-Петербург, Россия).//Нефть, газ и право.- 1998.-№1.-С. 33-52.
14. Конопляник А. "Стулья" - завтра, деньги - сегодня. Как решить финансовые проблемы российских нефтяников и машиностроителей, участвующих в СРП.//Нефтегазовая Вертикаль.- 2000.- № 10.- С. 140-143.
|
