Андрей Конопляник
Президент Фонда развития энергетической и инвестиционной политики и проектного финансирования (ЭНИПиПФ), д.э.н, профессор кафедры Менеджмент в международном топливно-энергетическом бизнесе Государственного университета управления |
Марина Кравец
Cтажер-исследователь
фонда ЭНИПиПФ |
Андрей Федоров
Председатель Фонда "Центр политических исследований и консалтинга", директор политических исследований Совета по внешней и оборонной политике |
Разработка Ковыктинского газоконденсатного месторождения, потенциальные геологические запасы которого составляют до 1,6 трлн м3, станет одним из крупнейших газовых проектов в мире. Согласно прогнозам, продолжительность стабилизированной добычи по проектной мощности может превысить 25 лет. Предполагается, что ковыктинский газ будет обеспечивать крупные растущие рынки Китая и Южной Кореи, а также удовлетворять потребности в газе Иркутской области, на территории которой находится месторождение.
Поставки ковыктинского газа в Китай и Южную Корею в объеме 20 млрд м3 и 10 млрд м3 в год соответственно будут осуществляться по экспортному газопроводу, инвестиции в строительство которого составляют основную часть совокупных затрат по проекту. В свою очередь самым затратным участком нового газопровода станет "подводный" - в обход Северной Кореи.
Стремление снизить стоимость экспортного газопровода стало главным мотивом к разработке третьего маршрута: наземного газопровода из Китая в Южную Корею через Пхеньян по территории Северной Кореи. На данный момент, на наш взгляд, можно говорить об определенном прогрессе в решении этого вопроса, связанном с более тесным сотрудничеством двух корейских государств и их намерением воссоединиться. Представляется очевидным, что этот прогресс выгоден как экспортерам, так и потребителям ковыктинского газа в аспекте снижения капиталовложений в трубопровод, транспортных расходов и, соответственно, конечной цены голубого топлива.
Одним из важных политических процессов, который серьезно повлияет на положение в мире, и прежде всего в Юго-Восточной Азии, является процесс межкорейского диалога, направленный на объединение КНДР и Республики Корея в единое государство. Этот диалог, получивший качественно новое развитие в результате визита президента Республики Корея в Пхеньян летом 2000 года и подписания соответствующего соглашения между сторонами, дает возможность значительного ускорения процесса воссоединения Корей и более быстрого, чем ожидалось ранее, преодоления связанных с этим объективных трудностей и разногласий.
Развитие и укрепление межкорейского диалога является процессом многогранным, который затрагивает как чисто политические, так и экономические и гуманитарные проблемы. Очевидно, что на каждом из этих направлений движение будет осуществляться с различной скоростью. Не менее очевидно и то, что "процесс пошел", и изменить его ход практически невозможно. Сегодня с известной степенью уверенности можно ожидать, что процесс объединения Корей в основном завершится примерно в 2005-06 годах.
Чем определяются такие временные рамки?
Во-первых, межкорейский диалог приобрел устойчивый характер, и в результате предстоящего визита руководителя КНДР Ким Чен Ира в Республику Корея возможен значительный прогресс в отношениях двух стран, в том числе в плане "открытия" экономики КНДР. Во-вторых, экономическая ситуация в КНДР требует принятия оперативных мер по обеспечению продовольствием, энергоресурсами и электроэнергией, которые возможны в основном со стороны Республики Корея либо при ее поддержке. Фактически только Южная Корея может обеспечить достаточно быстрый выход Северной из перманентного экономического кризиса. В-третьих, существует достаточно мощный внешний фактор в лице Китая, России, США, Японии и ряда других стран, объективно (прежде всего - политически) заинтересованных в корейском объединении. Северная Корея для ряда развитых государств относится к категории стран, представляющих (самим фактом наличия у нее ядерного потенциала и средств его доставки) угрозу мировому сообществу, поэтому ее объединение с Южной значительно сократит риски военно-политического характера. В-четвертых, в КНДР происходят изменения в идеологической сфере, которые трансформируют общественное сознание, устраняя образ врага в лице Юга. Воссоединение семей уже стало мощным фактором движения к скорейшему объединению. В-пятых, усилилось действие фактора общего исторического прошлого обоих корейских государств, ориентированности на совместные действия, в особенности в рамках международных организаций и движений (достаточно вспомнить последние Олимпийские Игры в Сиднее, где впервые выступала единая корейская команда).
Наиболее сложным будет, безусловно, вопрос политической модели единой Кореи. То есть каким образом будут функционировать системы законодательной и исполнительной власти, как можно было бы совместить в достаточно бесконфликтном варианте их трансформации и конвергенции те механизмы власти, которые существуют сейчас на Севере и на Юге. Эти трудности хорошо понимаются сторонами, и поэтому, видимо, нужно исходить из того, что в политической сфере будет реализовано несколько промежуточных этапов объединительного процесса, которые обеспечат в конечном счете формирование единой политической системы управления объединенной страной.
Экономический фактор процесса объединения имеет свои особенности. На самом деле речь здесь идет о выработке комплексного плана экономической трансформации и интеграции, который по своим масштабам в чем-то даже может превосходить аналогичный план, реализованный в отношении объединенной Германии. Такая работа в Южной Корее уже начата.
Развитие экономического сотрудничества между Севером и Югом объективно предполагает прежде всего то, что должна быть восстановлена система транспортных коммуникаций между двумя частями Кореи и обеспечено ее бесперебойное функционирование. Этому может во многом способствовать формирование евроазиатского (Азия-Россия-Европа) транспортного коридора на базе Транссиба с ответвлением на Корею. Ввод в эксплуатацию транскорейской железнодорожной магистрали и выход ее на Транссибирскую магистраль дает возможность решить многие проблемы экономического развития в процессе объединения и сформировать именно вокруг этой магистрали основные "точки роста".
Энергопотребление и "эффект объединения"
В экономической сфере ключевой проблемой станет проблема "подтягивания" уровня жизни Севера к уровню жизни Юга. При всей закрытости статистики КНДР имеющиеся данные позволяют говорить о том, что уровень жизни на Севере примерно в 30 раз ниже уровня жизни на Юге. Доход на душу населения в КНДР не превышает $65-90 в год (правда, следует иметь в виду развитость и бесплатность жилья и социальной сферы), в стране полностью отсутствует индивидуальный автотранспорт и т.д.
Даже самые предварительные подсчеты показывают, что инвестиции в развитие Севера с целью его вывода на уровень Юга должны составлять $20-30 млрд в течение первых 7-10 лет (что в принципе возможно, особенно в случае радикального сокращения военных расходов сторон). Вопрос во многом заключается в том, насколько новая Корея будет открыта для иностранного капитала.
При успешном осуществлении программы модернизации Севера и создания единой экономической инфраструктуры объединенная Корея уже через 10-15 лет может стать одним из лидеров в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Сближение уровней жизни двух частей единой страны подразумевает достижение ими сопоставимых значений удельных показателей энергопотребления. По данным Международного Энергетического Агентства, в 1999 году уровень душевого энергопотребления Южной Кореи превышал аналогичный показатель для Северной Кореи в 3,75 раза. Таким образом, любые шаги по модернизации экономики Северной Кореи потребуют весьма серьезных затрат энергетических ресурсов, поставки которых могут быть обеспечены практически только извне.
Обеспечить этот, как будет показано далее, достаточно значительный рост спроса на энергию, сможет только импортный газ, что будет соответствовать общим тенденциям развития энергопотребления в АТР.
В странах АТР в 90-е годы имел место значительный рост доли газа в балансе первичного потребления энергоресурсов. Так, в Южной Корее с 1990 по 2000 годы эта доля увеличилась с 1 до 10% и, по прогнозным оценкам, в 2015 году составит 33% от общего потребления первичной энергии.
В Северной Корее сегодня потребность в первичной энергии удовлетворяется в основном двумя видами энергоносителей - углем (83%) и гидроэнергией (12%). Импортное жидкое топливо составляет около 4% и используется исключительно на транспорте (согласно докладу корейской стороны на Шестой Международной конференции "Газопроводы в Северо-Восточной Азии: многостороннее сотрудничество").
Природный газ в энергобалансе КНДР в настоящее время отсутствует, и при самостоятельном развитии страны вероятность его появления ограничена объемами поставок, поступающими в качестве платы за транзит ковыктинского газа в Южную Корею при варианте строительства трубопровода через территорию Кореи Северной. В случае же объединения появляются дополнительные экономические стимулы для прокладки трубопровода по суше Корейского полуострова (эффект объединения устранит соответствующие политические риски), и тогда вероятность переориентации энергетики Северной Кореи на природный газ как более современное и экологически чистое топливо значительно увеличивается.
Проведенные нами расчеты основаны на предположении об объединении Кореи в 2005 году, при этом рассматривались сценарии достижения Севером через 10, 15, 20 лет после объединения уровней душевого энергопотребления, составляющих 60, 70, 80 и 90% от прогнозных значений этого показателя для Южной Кореи.
На графике показаны объемы потребления природного газа в объединенной Корее, рассчитанные для данных сценариев с учетом прироста от эффекта объединения и роста душевого энерго- и газопотребления на Севере.
Объем потребления природного газа
в объединенной Корее при различных
прогнозных сценариях с учетом прироста
от эффекта объединения
 |
Исходя из рассчитанных пропорций, доля природного газа в балансе первичных энергоресурсов Северной Кореи составит от 12 до 24% в зависимости от сценария, что обусловлено экономическим эффектом от объединения стран. В абсолютных показателях, в среднем по различным сценариям выравнивания, дополнительный прирост спроса на газ за счет "эффекта объединения" двух Корей достигает примерно 18-20 млн тонн нефтяного эквивалента (мтнэ).
Таким образом, в результате объединения двух Корей появляется существенный объем дополнительного спроса на рынке природного газа стран АТР. В этой связи возникает, во-первых, вопрос об обеспечении этого дополнительного прироста, не принимаемого пока во внимание при расчетах экономической эффективности различных проектов добычи и транспортировки газа. Во-вторых, весьма важным является и вопрос о том, будет ли этот дополнительный спрос платежеспособен. Здесь необходимо оценить масштабы сокращения военных расходов сторон после объединения.
По данным The World Factbook, в 1998 году расходы на военные нужды в Северной Корее составили $4,9 млрд, или 33% от ВВП страны. После объединения необходимость в столь значительных расходах на оборону очевидно отпадет. Если предположить, что военные расходы Северной Кореи сократятся хотя бы на половину, то сэкономленные средства - около $2,5 млрд - пойдут на поднятие уровня жизни населения, удовлетворение потребностей в энергии и импорт энергоресурсов. И в случае переориентации энергетики на природный газ вполне правомерно было бы инвестировать часть этих средств в развитие газовой инфраструктуры Севера и оплату поставок импортируемого природного газа. Следует также принимать во внимание и возможные в первые годы после объединения инвестиции Юга в экономику Севера.
Последствия для экономики Ковыктинского проекта
До настоящего времени поставки природного газа в Южную Корею осуществлялись за счет импорта сжиженного природного газа (СПГ). Наибольшую долю в этих поставках составлял газ, импортируемый из ближайших к Южной Корее стран-экспортеров: Индонезии (65%) и Малайзии (25%). Поэтому логично было бы предположить, что дополнительный спрос на газ, генерированный объединением Корей, будет также обеспечиваться сжиженным газом (в том числе и сахалинским).
Однако во время переговоров, состоявшихся в ходе визита российского президента в Сеул, южнокорейская сторона проявила большую заинтересованность в импорте российского сетевого газа - с целью диверсификации источников сырья. Для этого в Южной Корее уже есть некоторая база - развитая система газопроводов, по которым газ доставляется от морских терминалов потребителям.
В связи с проектированием газопроводной системы из Восточной Сибири в Китай и далее в Южную Корею возникает возможность покрытия части прироста спроса на природный газ в объединенной Корее за счет российского сетевого газа. При этом, если до настоящего времени Северная Корея рассматривалась как страна, через которую газопровод никак не может пройти (или в лучшем случае как транзитная страна), то после объединения она будет потребителем экспортируемого природного газа. Следовательно, возникает (пока потенциальная) возможность увеличения пропускной способности трубопроводной системы от проектируемых 30 мтнэ/год до, скажем, 45 мтнэ/год, то есть на 50% со всеми вытекающими отсюда экономическими эффектами.
С одной стороны, это приведет к увеличению капитальных затрат на сооружение экспортного газопровода примерно на $1 млрд, которые, таким образом, возрастут до $8 млрд (рассмотрен вариант наземного газопровода, первоначальные же капиталовложения в газопровод с подводным участком, по предварительным оценкам, составят около $9 млрд). С другой стороны, указанное увеличение пропускной способности газопровода, по нашим оценкам, приведет к снижению тарифа на транспортировку газа примерно на 20%
(об алгоритме оценки см. "Баку-Джейхан: строить или не строить?" в "НиК", № 10, 2000г.). Снижение транспортных тарифов в свою очередь приведет к уменьшению цены российского сетевого газа у потребителя и повышению его конкурентоспособности.
Следует также принимать во внимание "выжидательную" позицию, которую сейчас занимает Китай по отношению к ковыктинскому проекту. В свете последних открытий в Китае, возможно, Пекин предпочтет сократить объемы импорта газа, заместив их газом собственным. Этот вариант не выгоден российским экспортерам, поэтому снижение цены за счет уменьшения на 20% транспортного тарифа позволит "удержать" спрос на ковыктинский газ в Китае.
Что касается Кореи, то здесь необходимо оценить возможную конкуренцию со сжиженным газом. По прогнозу World Energy Outlook, в 2010 году цена СПГ в восточноазиатском регионе составит $140 за тнэ. Для ковыктинского сетевого газа цена в Южной Корее, согласно оценкам Л. А. Бондаренко
(см. "Экономика транснациональных проектов газовой промышленности Восточной Сибири", Труды конференции Московского международного энергетического клуба, М., 1998), будет колебаться вокруг тех же $140 за тнэ ($120 за тыс. м3). Если предположить, что данные расчеты делались независимо друг от друга, то цены, как видно, сопоставимы, так что по сегодняшним оценкам сетевой газ Ковыкты на рынке стран АТР относительно конкурентоспособен. Однако, учитывая тенденции развития индустрии сжиженного природного газа (интенсивный научно-технический прогресс, ведущий к снижению издержек добычи и транспортировки), нельзя говорить об устойчивости такого положения.
Снижение же цены за счет уменьшения транспортного тарифа позволит усилить позиции ковыктинского газа как в Корее, так и на рынках других стран АТР.
Таким образом, рассчитывая технико-экономические показатели для экспортного газопровода с Ковыктинского месторождения в Китай и далее в Южную Корею, необходимо принимать во внимание описанный нами потенциальный "эффект объединения" двух Корей. Это может повлечь за собой существенные выгоды для российских экспортеров как за счет увеличения объема поставок, так и за счет повышения конкурентоспособности российского сетевого газа на новом для него азиатском рынке.
