Президент Фонда развития энергетической и инвестиционной политики и проектного финансирования АНДРЕЙ КОНОПЛЯНИК о ситуации на международном и внутреннем нефтяном рынке

Радио "Маяк",  25.01.02г.

    Вопрос ведущего:  Начинаем с итогов вчерашних торгов на нью-йоркской и лондонской бирже: на нью-йоркской бирже цены на фьючерсные контракты на март месяц слегка поднялись, на лондонской - наоборот - слегка снизились, но при этом на той же лондонской бирже апрельские контракты стали стоить чуть дороже. Что происходит: это обычная корректировка цен или все же это какие-то кардинальные изменения?
    Ответ:  Спасибо, что начали с биржи. Я считаю, что это кардинальные изменения, которые начали происходить еще в середине 80-х годов. Однако, говорить о тенденциях изменений, оценивая котировки на уровне одного-двух-трех дней было бы не совсем правильно. С моей точки зрения, то, что сегодня происходит на международных биржах, независимо от того лондонская это биржа или биржа нью-норкская (рынок у нас сегодня мировой, поэтому эти биржи отражают закономерности развития всего мирового нефтяного рынка), является следствием того, что последние 15 лет на рынке наблюдается избыток предложения сырой нефти. Поэтому все ценовые колебания, которые происходят вверх-вниз, отражают эту объективную закономерность. Т.е. на цены оказывается давление вниз, и если пользоваться биржевой терминологией, то сегодняшний рынок можно назвать медвежьим. И уравновесить эту ситуацию, вызванную избытком предложения, может только увеличение темпов экономического роста, при котором страны начинают нуждаться в больших объемах нефти. Но если где-то начинается экономический спад, то нарушается баланс спроса и предложения и потенциальный избыток превращается в избыток реальный, а цены идут вниз. Сегодня, как мне кажется, мы находимся в ситуации по прошествии двух лет высоких нефтяных цен, когда цены ушли вниз, тем самым отражая нарушение баланса спроса и предложения, причем как на рынке мировом, так и на рынке внутреннем. На рынке мировом - это результат той рецессии, в которую вступили США: после десяти лет устойчивого поступательного развития с положительными темпами роста сейчас в Штатах, начиная с марта 2001 года, идет снижение экономической активности плюс к этому эффект событий 11 сентября, когда взрывы 2-х небоскребов привели к тому, что наступил кризис в авиационном бизнесе - люди стали бояться летать самолетами, наступил спад в туристическом бизнесе - люди стали бояться ездить, а автомобильный и авиационный транспорт являются мощными потребителями жидкого топлива. Спад перекинулся на Европу: Германия, крупнейших рынок в Европе, демонстрирует нулевые или отрицательные темпы роста, Япония давно находится в стадии экономического спада, т.е. три основных центра потребления в мире, которые могут уравновесить растущее предложение нефти из развивающихся нефтедобывающих стран, демонстрируют замедление темпов экономического роста. Образуются ножницы и эти ножницы, когда спрос замедляется, а предложение растет, приводят к тому, что цены начинают идти вниз. И суточные колебания в пределах нескольких центов - это не тенденция, это отражение того неустойчивого состояния рынка, который, как мне кажется, сегодня испытывает давление вниз. Именно этим и было вызвано обращение стран ОПЕК в конце прошлого года к России, которая является одним из существенных поставщиков нефти на мировой рынок, предпринять коллективные усилия для того, чтобы совместно можно было бы уменьшить предложение и уравновесить баланс спроса и предложения.
    Теперь несколько слов о том, что происходит на российском внутреннем рынке и как связан мировой рынок с внутренним. У нас происходит примерно то же самое. Если посмотреть на статистику (Госкомстат), то экономический рост в России по одним оценкам замедлился, по другим - закончился в конце прошлого года. Мы вышли с высоких темпов экономического роста (5-8%) на темпы роста, снизившиеся в 2-3 раза. Это значит, что у нас замедлился рост спроса на внутреннем рынке, с одной стороны, с другой - в течение двух последних лет, сопровождавшихся высокими нефтяными ценами, компании получали дополнительную выручку, которую они трансформировали в инвестиции. Они смогли вложиться в новые проекты, которые должны дать прирост добычи. Если посмотреть, что планируют на этот год такие компании, как ЮКОС, Сибнефть, которые демонстрируют самые высокие темпы прироста добычи, то они собираются увеличить свою добычу чуть ли не на четверть. Поэтому получается, что, с одной стороны, у нас идет замедление спроса на внутреннем рынке, с другой, компании увеличивают предложение. Дело в том, что им нужно окупать средства, вложенные в эти проекты, поэтому наиболее агрессивные из них стремятся выйти на внешний рынок. Это и явилось причиной той дискуссии, которая происходила в конце прошлого года между нефтяными компаниями и правительством: как нам откликаться на предложение ОПЕК, другими словами, снижать наш экспорт или нет? ОПЕК просил нас сократить экспорт, и мнения компаний разделились: ЮКОС и Сибнефть настаивали на необходимости сохранения объемов экспорта и наращивания добычи; Лукойл и ТНК поддержали предложение ОПЕК о сокращении экспорта с целью стабилизации мировых цен. На мой взгляд, в долгосрочном плане в интересах страны более логичной является позиция компаний, предлагающих коллективными усилиями уменьшить предложение нефти на внешний рынок, т.е. несколько сократить экспорт, для того чтобы сделать цены стабильными, чтобы избежать не только биржевых колебаний в пределах нескольких десятков центов, но и ценовых войн. Кроме того, ценовая стабильность необходима для государства при прогнозировании бюджетных доходов и для компаний при разработке своей инвестиционной политики.
    В итоге мы снизили наш экспорт на 150 тыс. баррелей в сутки, но это не есть какое-то сверхусилие наших нефтяных компаний. По тем расчетам, которые мы сделали в Фонде, 150 тыс. баррелей в сутки - это статистически среднее за последние 5-6 лет сезонное снижение российского экспорта. Россия - северная страна, поэтому у нас зимой растет потребление, увеличивается спрос на мазут и т.д., следовательно, часть нашего экспорта переориентируется на внутренний рынок.
    Я считаю, что мы совершили большую ошибку, не сразу откликнувшись на предложение ОПЕК (ведь сначала обсуждалось снижение экспорта в объемах, равных 30 тыс. бар/сутки, затем 50, только потом 150), т.е. мы не продемонстрировали готовность к коллективному решению проблем, которые затрагивают всех: и западный мир и нас самих. Тем не менее, мы такое действие предприняли, в итоге у нас сегодня наблюдается замедление спроса на внутреннем рынке, экспорт мы снизили ровно настолько, насколько снижали в предыдущие годы в зимний период, а добыча растет - пошло затоваривание рынка, что приводит к тому, что цены на сырую нефть на внутреннем рынке начинают снижаться, но надо сказать, что снижаются только оптовые цены. Если бы у нас в стране был рынок, действующий по нормальным принципам, т.е. он не был бы сильно монополизирован на региональном уровне, то мы сразу же могли увидеть достаточно заметное снижение и конечных розничных цен. Пока этого не происходит, но если затоваривание будет продолжаться, то естественно те ценовые импульсы, которые мы сейчас ощущаем на уровне сырой нефти, постепенно приведут к тому, что мы увидим и снижение цен на бензин.
    Во всем плохом надо видеть и хорошее, а хорошим, на мой взгляд, в этой ситуации является следующее: это первый момент за всю историю развития российской экономики, когда мы увидели, что можем жить и работать не только в условиях дефицита, но может создаться ситуация, когда на рынке может возникнуть избыток предложения чего-либо. Мы же до сегодняшнего времени никогда не сталкивались с избытком предложения: нам всегда не хватало - не хватало добычи, не хватало мощностей, капиталовложений, сегодняшняя же ситуация может заставить нас думать действительно в рыночной терминологии, а именно готовить рыночные институты, для того, чтобы можно было демпфировать колебания спроса и предложения. Например, я думаю, что не было бы такого надрыва в выступлениях многих наших нефтяников, связанных с сегодняшним избытком предложения, если бы у нас в стране был избыток резервных мощностей, который имеет место во всех промышленно развитых странах Запада и США и именуется коммерческими запасами. Эти запасы накапливаются в объемах трех месяцев потребления и позволяют нефтедобывающим компаниям в случае отказа от их нефти внешнего рынка не прекращать добычу. Например, недавно президент США Буш объявил о пополнении стратегических нефтяных резервов США, (представляющих собой соляные каверны - емкости в недрах в штатах Луизиана, Миссисипи и др., куда закачивается нефть хорошего качества), т.е в период падения мировых цен на нефть государство закупками достаточно дешевого сырья обеспечит себя нефтью на случай форс-мажорных обстоятельств. Более того, они таким образом могут влиять еще и на мировые цены, выбрасывая эту нефть на рынок, создавая дополнительное предложение. Поэтому, если бы у нас был такого рода механизм, то мы могли бы не столько влиять на цены мирового рынка, являясь price-taker, несмотря на значительные объемы экспорта, сколько уменьшать ценовое давление на рынок в сторону понижения экспорта путем перевода части добычи в товарные запасы или стратегические резервы.
    Поэтому необходимо создавать такого рода инструменты и механизмы: фьючерсный рынок, нефтяную биржу, необходимо осуществлять переход от сильно монополизированного на региональном уровне рынка, с явно выраженным доминированием одной из нефтяных компаний, к рынку, где действительно будет избыток предложения, а он будет по причине того, что компании все-таки стремятся наращивать объемы добычи. И если этот избыток предложения будет регулироваться путем установления цены на нефтяной бирже в соответствие с тем, как котируются нефтяные контракты, т.е. как рынок оценивает баланс спроса и предложения, то это будет давать нашим компаниям более четкие ценовые ориентиры, нежели те цены, которые зачастую устанавливаются по механизму трансфертного ценообразования, т.е устанавливаются искусственно и не отражают реальную ценовую ситуацию на рынке. Я оцениваю данную ситуацию оптимистично и рассчитываю, что она даст дополнительный импульс и правительству и нефтяным компаниям к формированию нашего нефтяного рынка в большей степени в интересах потребителя, к созданию тех механизмов и инструментов, о которых было сказано выше, которые могли бы защищать нас от неблагоприятных колебаний и давали возможность учитывать изменения конъюнктуры как в одну так и в другую сторону (при дефиците и избытке на рынке).
    Вопрос ведущего:  Вы считаете что в нашим условиях, когда нефтяной бизнес - фактически частный бизнес, у правительства есть реальные рычаги влияния на него.
    Ответ:  Безусловно. У правительства всегда есть рычаги влияния на нефтяной бизнес и мощнейшие из них.
    Первое - доступ к недрам. Государство, а правительство как уполномоченный орган, является собственником нефтяных ресурсов, поэтому через свою лицензионную политику, через политику выдачи лицензий, мы можем регулировать темп, с каким компания получает доступ к недрам.
    Второе - доступ к трубе. Через государственную компанию Транснефть правительство может регулировать нефтяные потоки как внутренние так и внешние.
    Т.е субъекты предпринимательской деятельности, которые собственно добывают, перерабатывают нефть, владеют розничными сетями - они частные, (за исключением госкомпании Роснефть и Славнефть, где есть госактивы), но у государства есть два мощнейших регулирующих рычага, и этого достаточно, для того чтобы создать необходимые институты, которые будут делать более эффективной политику государственного регулирования. Я полагаю, что все те изменения, о которых мы говорили, они в принципе находятся в русле той государственной политики, которая была предусмотрена в последней редакции энергостратегии России, которая была одобрена правительством не так давно. Там было сказано о необходимости создания подобных инструментов, и я надеюсь, что эти события просто ускорят, подтолкнут реализацию предусмотренных механизмов.
    Вопрос ведущего:  Мы остановились на том, что правительство имеет рычаги воздействия на нефтяные компании. Но пока оно лишь в три раза снизило экспортные пошлины на сырую нефть. Как это можно объяснить, мне кажется, что это будет только стимулировать рост экспорта, поскольку цены все-таки упали не в 3 раза, а пошлины в 3.
    Ответ:  Немножко истории. В середине прошлого года, а именно 8 августа, президентом был подписан закон «О внесении изменений в налоговое законодательство», была принята 26 глава Налогового кодекса, которая предусматривала введение новой системы налогообложения нефтяной отрасли. В частности был изменен порядок взимания таможенных пошлин, которые теперь устанавливаются не отдельными решениями правительства тогда, когда правительство считает это нужным, а была разработана шкала, по которой пошлины изменяются в зависимости от изменений цен на мировом рынке. Поэтому изменение таможенных пошлин сейчас произошло в соответствие с требованиями закона, т.е. от индивидуальных (волюнтаристических) изменений таможенных пошлин, которые осуществлялись раньше отдельными постановлениями правительства, которые зачастую были не очень системны, был осуществлен переход к системному, определяемому законом, изменению таможенных пошлин. Другое дело, что по закону пошлина должна была быть установлена на уровне 8 долларов 20 центов за баррель, но правительство дало премию компаниям можно сказать за сговорчивость их в том, чтобы пойти навстречу ОПЕК. С моей точки зрения не следует рассматривать это снижение как неадекватное, скорее это - начало нормализации процесса изменения таможенных пошлин в соответствие с требованиями, устанавливаемыми теперь уже законодательно и в зависимости от изменений цен на мировом рынке.
    Вопрос слушателя:  Как вы считаете, не должно ли государство национализировать нефтяную отрасль, зачем нам платить олигархам, когда страна такая нищая?
    Комментарий ведущего:  Россия чуть ли не единственная страна в мире, кроме США, где нефтяные компании частные, во всех остальных государствах - компании государственные.
    Ответ:  Это не совсем так. Но сначала давайте ответим на вопрос - можно дать два ответа. Первое, для того, чтобы национализировать нефтяной бизнес в соответствие с требованиями международного права, государство должно выплатить быструю, действительную и адекватную компенсацию за национализированные активы. Мы не можем национализировать активы без выплаты компенсации, поскольку в этом случае это уже будет экспроприация, т.е. то, что было в 17-ом году, а это несколько разные термины. В связи с этим ни один из внесенных в Госдуму законопроектов о национализации пока не был принят - ни один не предусматривает адекватную эффективную быструю компенсацию за национализированные активы. Второй момент, да можно говорить о том, что мы допустили ошибку некоторое время тому назад, когда отдали бизнес в частные руки. Но это было политическое решение, принятое в период строительства рыночной экономики, мы считали (когда я говорю мы - беру часть ответственности на себя, потому что в начале 90-х годов в течение полутора лет в правительстве Егора Гайдара был заместителем министра топлива и энергетики, отвечал за прямые иностранные инвестиции и за внешнеэкономическую деятельность), что в принципе решение было правильным: бизнес в мире в основном находится в частных руках. Нефтяные компании, являющиеся государственными в основном в странах ОПЕК и в развивающихся нефтедобывающих странах, сегодня демонстрируют меньшую эффективность, и когда мы сравниваем эффективность государственного бизнеса и бизнеса частного, то видим, что частный бизнес в принципе более эффективен. Поэтому речь может идти не о том, что в принципе было выбрано неправильное решение, а о том, как это было сделано. Т.е. я бы скорее согласился с вами в том, что мы можем критиковать схему залоговых аукционов, т.е. когда за кредиты правительству по сверхдешевой цене наши нефтяные компании отдавались в доверенные частные руки, людям, оказавшимся близкими к власти, - т.е. это критика метода, но не критика принципа, потому что все крупные эффективные ВИНК - это компании частные (Шелл, ВР и др.)
    Итак, нужно ли пересматривать итоги приватизации? Я считаю, что пересматривать итоги приватизации нельзя - это то же самое, что развязывать гражданскую войну. К сожалению, исторический опыт показывает, что период первоначального накопления капитала ни в одной стране не был справедливым настолько, чтобы кто-то не оказался обиженным. Поэтому, если на первом этапе приватизации оказались обиженными одни, то на втором этапе - этапе реприватизации (национализации с последующей приватизацией) обиженными окажутся другие. Так мы скорее можем прийти к состоянию гражданской войны, а нам вместо этого нужен гражданский мир и поступательно-эффективное развитие экономики. Поэтому государство, с моей точки зрения, должно построить эффективную налоговую систему - такую, чтобы заставлять компании работать не только в интересах получения максимума прибыли - это цель, которая стоит перед частным бизнесом (и именно благодаря реализации этой цели он работает в интересах государства), но чтобы при этом он делился справедливой частью своих доходов, справедливой частью той ренты, которая принадлежит всем нам, жителям России; и вот эта налоговая система должна давать возможность нефтяному бизнесу и вкладывать деньги, и получать приемлемую норму прибыли на свои капиталовложения, и в то же время давать адекватную часть выручки в виде налогов на нужды экономического развития нашей страны. Поэтому с моей точки зрения возврат к национализации было бы решением не совсем правильным.
    Вопрос слушателя:  Почему растут розничные цены на 92 бензин? Когда люди на себе почувствуют что цены на нефть упали?
    Ответ:  С моей точки зрения люди это почувствуют, когда у нас вместо региональных монополий будет действительно конкурентный рынок, когда у нас будет реализована либеральная модель построения рынка, при которой компании будут бороться за потребителя, т.е тогда, когда тот самый избыток предложения, который мы сегодня чувствуем только по снижению цен не в рознице, а оптовых цен, будет перекладывается на потребителя и вести к снижению розничных цен. Т.е. мы сегодня в силу того, что наш рынок не является совершенным, не можем почувствовать вот этого избытка предложения. Т.е. отсутствие нормальных рыночных механизмов, эффективных механизмов рыночного способа хозяйствования не дает возможности вам и мне, как тому же автомобилисту, который ездит на 92 бензине, почувствовать снижение цен на мировом рынке на своем кармане.
    Вопрос слушателя:  О возможности возникновения гражданской войны - неужели вы думаете, что голодный нищий народ будет воевать за интересы Ходорковского и Алекперова? Между кем может возникнуть война, если начнется национализация, т.е. будут пересмотрены итоги приватизации.
    Ответ:  Пересмотр итогов приватизации затронет весь народ, ведь приватизация была не только "большая", но и "малая". Мне представляется, что любые переделы, попытка перераспределить скажем так маленький пирог, заведомо обречены на неудачу по сравнению с другой моделью жизнедеятельности, когда нужно стремиться тот пирог, который у нас есть, увеличить для того, чтобы каждому удалось отщипнуть не маленький кусочек свой и своего соседа, а получить большую часть большего пирога. Для этого нужен гражданский мир, потому что в условиях внутренней социальной напряженности или гражданской войны, я не думаю, что можно будет говорить о каком-то созидательном действии. Нельзя будет говорить о том, что в нашу экономику будут вкладываться инвестиции, а залогом экономического роста являются только лишь инвестиции - будут слишком высоки политические риски. Именно поэтому, когда я говорю о том, что очередное перераспределение контр-продуктивно, это связано с тем, что любое перераспределение ведет к увеличению политических рисков и к уменьшению стимулов для инвесторов вкладывать свои деньги, независимо от того, инвесторы это наши, частные или государственные, или инвесторы зарубежные.